Воспоминания Евгении Васильевны Адамович (Котовой) (1939 года рождения)

Воспоминания Евгении Васильевны Адамович (Котовой) (1939 года рождения), деревня Рейки Бригской волости Лудзенского уезда
 
Когда началась война, мне было всего два годика, а дет­ство мое я провела в концлагерях Латвии и Германии. Дет­ство свое я помню мало. Знаю только по рассказам мате­ри. Семьи наша была небольшая: отец Василий (34 года), мать Анна (30 лет), брат Павел (10 лет) и я. Проживали мы в деревне Рейки Бригской волости.
Началась война. 7 июля 1941 года пришли немцы и ус­тановили свой порядок. Из деревни брали рабочую силу помогать немцам. В сентябре пришёл к нам сосед старо­ста Степан Кивлев и сказал, что отец должен ехать на ло­шади в подводе к немцам что-то подвозить. Отец отказался. В тот день многие жители ему отказали. Тогда Степан Кивлев стал угрожать, что завтра все будут вывезены.
Через два дня приходят машины с немцами и забирают нашу семью и соседей - семью Петухова Семена, семью Кухаренко Ивана, семью Никитина Василия. Привезли нас в Бриги в полицейский участок, в то время там командо­вал Блюдник. Блюдник приказал нас отправить в Зилупе к поезду. На следующий день мы оказались в концлагере Са­ласпилс.
В Саласпилсе мы были долго. Отца гоняли на работу строить бараки, мать тоже гоняли на работу.
Я в бараке оставалась с братом Павликом. В лагере бы­ло много военнопленных, их тоже гоняли на работу стро­ить бараки. Кормили нас очень плохо. Всегда хотелось есть.
В марте 1943 года нас перевезли в Даугавпилс, в тюрь­му. В тюрьме был как бы лагерь фильтрации. Люди при­бывали, их регистрировали. В мае 1943 г. нас увезли в Гер­манию, в концлагерь №270 Маутхаузен. В лагере меня как малолетку поместили в детский барак, маму - в другой ба­рак , а брата с отцом отдельно. В детском бараке за нами ухаживала одна наёмная немка. Она нам разливала в круж­ки баланду и убирала барак. Питание было скудным, мы всегда плакали и просили есть. Мы спали на грязной со­ломе. Подушек, простыней и одеял не было. Нашими спут­никами жизни были вши, блохи и клопы. Много детей бо­лело и умирало. Я помню, иногда по разрешению началь­ства мама или папа ко мне приходили, приносили кусочек хлеба. Игрушек у нас не было. Иногда нас выпускали из барака погулять. Недалеко от нашего барака была помой­ка, в которую выгружали отходы из кухни. На этой по­мойке мы собирали картофельные очистки, косточки, при­носили в барак и складывали в баночки, чтобы потом их съесть. Когда приходил для проверки какой-нибудь началь­ник, он проверял банки и «запасы" наши выбрасывал.
Мама моя умела шить. Часто в свободное от работы время она занималась ремонтом одежды себе и другим за­ключённым. В их бараке была бригадир - наёмная немка. Очень хорошая женщина. Увидев, что мама умеет шить, она маме в барак принесла свою старую швейную машин­ку. Иногда и бригадирша приносила что-либо починить, в те дни маму на работу не назначали. Бригадирша - немка однажды сказала маме по секрету, чтобы она не носила в барак те продукты, чем кормят взрослых. В пищу добавля­ют какие-то химикаты. Папа в своём бараке занимался ре­монтом обуви.
В конце апреля бригадир-немка сказала маме: скоро придут американцы, я уйду от вас, а тебе оставляю свою швейную машинку. 28 апреля немцы отравили на складах продукты. воду, а сами покинули лагерь. На следующий день заключенные осмотрели, что охраны нет, взломали склад с продовольствием и вдоволь наелись. Они не знали, что продукты отравлены. Через несколько часов тех, кто поел, стало тошнить. У кого жидкость попала на одеж­ду, сразу образовывались дыры. Много людей умерло, умер и мой отец. Много людей ослепло. Всех умерших хорони­ли в общей могиле. Мама присутствовала на похоронах от­ца. Мне об этом рассказала потом.
Нас освободили 5 мая 1945 года американские войска. Кончилась война. Было распоряжение всем иностранцам явиться на фильтрационный пункт. Там провели регистра­цию, предлагали остаться в Германии. Мы решили ехать только домой. Потом нас передали в советскую зону. Опять фильтрационный лагерь, регистрация. Время шло в ожидании транспорта для отправки. Где-то на станциях нас выгружали и опять мы ждали транспорт.
В Латвию приехали поздно осенью. Домой мы не пош­ли, поскольку знали из писем родных, что в доме нашем всё разрушено, остались стены крыши. Мама решила ид­ти к своей матери (к моей бабушке) в деревню Ромашенки - 5 км от Зилупе. Павлика оставили на вокзале с ве­щами.
ВСТРЕЧА С БАБУШКОЙ
Всю дорогу мама мне почему-то говорила: «Ты с бабуш­кой не разговаривай, она тебя не знает, она тебя видала один раз, когда тебя крестили». Я не могла понять, поче­му я с бабушкой не должна разговаривать. Пришли к бабушке - она нас не узнала. Мама была очень худая, плохо одета, я - так же. Мама спрашивает у своей матери, мо­ей бабушки: «Может, нас с девочкой покормите?». А бабуш­ка говорит: «Такие как вы каждый день из России ходят, все просят - покорми, да с собой дай». Мама у бабушки спрашивает: «Может, вы нам разрешите пожить у вас до весны?». Бабушка отказывает, говорит, что зимой нет рабо­ты. Я смотрю - бабушка из печи вытаскивает большой гор­шок картошки. Идёт пар, приятный запах, а кушать-то как хочется, Я спрашиваю у бабушки: «А можно мне взять одну картошину скушать?». Бабушка отвечает: «Да это мелкая картошка для свиней, вот сейчас сварю нормальной картошки, тогда и угощу».
Слыша такой разговор, мамина сестра, моя тётя, услышала знакомый разговор, выходит из комнаты на кухни, смотрит на нас и говорит: «Боже мой, неужели это наша Нюша с Женей?». Бабушке стало плохо, она упала и кар­тошка из горшка высыпалась. Бабушке дали воды, положили на койку, а когда ей стало лучше, она пришла в созна­ние и говорит: «Надо же, свою родную дочь не узнала».
 
Я ПОШЛА В ШКОЛУ
 
Через год я пошла в школу в городе Зилупе. Мама сши­ла из материи мне сумку с поясом через плечо, в кото­рой я носила тетради, учебники, а иногда и кусочек хле­ба. За год у меня отросли волосы, и мама впервые запле­ла мне косички с белыми бантами.
В нашу школу ходили несколько учеников, которые вер­нулись из Германии, из концлагерей. Почему-то нас драз­нили «лагерные богданы». Я спросила, что такое богданы? Мать ответила: «Это такие дети, у которых нет папы». Ма­ма пожаловалась классной учительнице Крестьянцевой. Учительница собрала учеников и предупредила всех, что оскорблять детей, которые так пострадали в концлагерях, у которых погибли там отцы или матери - это позор,боль­шой позор тем, кто так дразнит. После того насбольшене дразнили.
 
2004 год