Вольные стрелки 1812 года

Начальство же, как обычно, к "идеям снизу" отнеслось холодно, и лишь когда грянул гром и Наполеон перешел границу, а корпус Макдональда занял Митаву, Шмиту было позволено собирать людей. Человек он был интересный. Землемер, в 1807 году вступил в формируемый Курлянский вольный егерский батальон (тогда, после разгрома под Фридландом, тоже ждали вторжения Наполеона в Россию). Полупартизанская служба в "вольном батальоне" понравилась молодому человеку, получившему эполеты поручика. С одной стороны, все преимущества офицерского мундира — всюду вхож, кругом почет; с другой — минимум дисциплины. Но потом батальон влили в регулярную армию, порядки в которой Шмита не устроили, и он вышел в отставку.

1812 год дал ему еще один шанс. Правда, на горизонте объявился конкурент — дерптский дворянин фон Нирот тоже получил разрешение на формирование вольного корпуса. Но Нирот решил сделать его исключительно дворянским. Идея не лучшая: те из остзейских баронов, кто хотел, и так служили в русской армии, а те, кто не хотел, не пошли и к Нироту. И все же его отряд отказался более "благородным" по составу — почти сплошь городские бюргеры (хотя эстонский историк Таннберг отыскал в нем и крестьянина. Да еще с каким именем — Трофим Клементьев из Дерпского уезда, но это случай единичный).

Шмит брал к себе народ попроще, зато и отряд сформировал куда быстрее. Кинул клич в Риге и к сентябрю смог представить начальству полторы сотни добровольцев. "Его отряд состоял преимущественно из русских приказчиков и извозчиков", — отмечает дореволюционный историк Сивицкий. Были в нем даже два крепостных графа Шереметева — Николай Лаврентьев и Афанасий Батурин. Один погиб в боях под Ригой, а второго пришлось "сдать" по требованию генерал–губернатора — барин каким–то образом проведал и потребовал вернуть ему "движимое имущество".

Мечты Шмита о партизанских действиях в тылу противника быстро пришлось оставить — для этого нужны были более подготовленные люди, профессиональные кавалеристы. Вы спросите: а как же русские крестьяне, успешно партизанившие на французских коммуникациях? Отвечу: у них были хорошие шансы против совершенно разложившихся от голода и холода частей, которых сами крестьяне называли "шаромыжниками" (от "Шер ами" — "милый друг", обращения, с которого французы начинали просьбы дать им хлебца). Но в Курляндии воевали очень стойкие прусские части, сохранившие боеспособность до конца.

Их боевые качества отряду Шмита довелось проверить в большом наступлении на Митаву в сентябре–октябре 1812 года, отбитое пруссаками с большими для нас потерями. Вольные стрелки Шмита тоже не ударили в грязь лицом, хотя в ноябре под все тем же Фридрихштадтом его опять сильно "пощипали". Впрочем, по сравнению с латышскими ополченцами (т. н. лифляндские казаки, целый эскадрон которых сдался в плен) рижские ополченцы Шмита все же держались молодцами. (Один из офицеров лифляндского ополчения писал, что "латыши наклонны к побегу и сколь трудно искоренить в них предрассудок против воинской службы даже тогда, когда они получают хорошую одежду и сытную пищу". Справедливости ради, им не за что было тогда воевать: француз так француз — чай не хуже немецкого барона будет.)

В корпусе Шмита с одеждой было напряженно. "Нижние чины не только претерпевают крайнюю нужду, но и не имеют потребной амуниции, в особенности шинелей и обуви, — доносил он рижскому генерал–губернатору. — В форпостах и разъездах большая часть из нижних чинов за неимением шинелей пожертвовала своим здоровьем… Я формированием сего корпуса пожертвовал всем своим имуществом, и теперь не остается мне более, как прибегнуть к известному правосудию и человеколюбию вашего превосходительства".

Зимой отряд Шмита переименовали в Курляндский вольный казачий корпус, выдали пики и бросили в преследование отходящих пруссаков и французов. Новоиспеченные "казаки" взяли немало пленных, но и сами понесли потери от морозов: 57 "казаков" уволены "отчасти за слабым сложением, отчасти за малолетством".

Отряд фон Нирота из 30 человек под Ригу поспел к шапочному разбору (хотя в октябре успел поучаствовать в двух серьезных стычках), зато в заграничном походе проявил себя вовсю. Получилось так, что Шмита загнали в осадный корпус под Данциг. "Служба гордая, но тяжелая", — как говорил один герой. Без осадной артиллерии русские блокировали данцигский гарнизон, но не могли воспрепятствовать частым вылазкам — обе стороны несли большие потери.

А вот фон Нирот в 1813 году вытащил счастливый билет. Его роту включили в состав летучего отряда Теттенборна, и довелось им пройти через всю Европу. Они брали Берлин с налета в феврале 1813 года, окружали датчан под Фленсбургом, освобождали Бремен (благодарные горожане пожертвовали отряду Теттенборна 110 тысяч франков, перепало и людям фон Нирота). И наконец, закончили войну во Франции. Да как! Последний бой, прикрывая отступающую колонну, фон Нирот принял 18 марта — за день до капитуляции Парижа.